banshur69

Все-таки "Симплициссимус" удивительно похож на те восточные романы, которые вышли из эпоса о Гильгамеше. То есть, на "Александрию" и "Историю Хайа ибн Якзана". Главный герой был воином, другом, любовником, отшельником, спасся от кораблекрушения на необитаемый остров. Причем почему-то вместе с ним спасся корабельный плотник. А в конце жизни герой романа записал рассказ о своем пути на пальмовых листьях, отдал листья капитану голландского корабля, а сам остался на острове.
А эпиграф к роману вообще совершенно гильгамешевый:
Как Феникс, рожден я из пламени был.
Я ввысь воспарял, но себя не сгубил,
Бродил я по странам, в морях я бывал,
Отрады в скитаниях мало знавал,
О том же, что делалось в жизни моей,
Поведал читателю в книжице сей.
Пусть в жизни он следует ныне за мной
Бежит неразумья, вкушает покой

в стиле хармса.

давайте я вам расскажу про нахимова.
все знают, что он был адмирал. и про нахимовское училище тоже знают.
мало кто знает, что звали его павел степанович.
но никто не знает, как он выглядел, потому что он редко куда сходил со своего крейсера.
его портрет сбоку и в фуражке придуман художником, однажды якобы видевшим его в церкви. но и это вранье, потому что как же можно в церкви стоять в фуражке.
и сходил он с крейсера все больше в церковь или на раздачу милостыни. подавал много, от своего жалованья почти ничего не оставлял.
но никто не мог его запомнить. так, ходит человек в эполетах, деньги раздает. смотрели же на деньги больше. оттого и не распознали.
семьи у него не было, родных не было, нигде на земле он не жил.
а когда нахимов сошел на берег и впервые стал хорошо виден, то в голову ему попала пуля. и он умер.
нахимов оборонял город, который сейчас в другой стране. и говорят в той стране все больше не по-нашему.
служил нахимов монархии, которой тоже больше нет.
неправильно, стало быть, служил и не то оборонял.
да и само имя его несчастливое. как дали это имя теплоходу - так он и потонул.
а раз оно так, то непонятно, о ком мы вообще говорим.
и чему в том училище мальчиков учат - вопрос. то ли тонуть, то ли милостыню раздавать.
так что давайте мы вообще не будем об этом говорить.

Петр Петрович Шмидт. Нелепый человек, словно сошедший со страниц романа Достоевского. Смолоду утонченный, скорбящий о всех бедных и униженных, рисующий, поющий, стремительно изучающий языки. Женился на проститутке, мечтая просветить падшую женщину. Платонически любил совсем другую, которую видел всего 40 минут и которой адресовал том романтических писем. Страдал эпилепсией, начинавшейся с истерических приступов и кончавшейся припадками. Настоящий князь Мышкин.
Ему бы идти в Академию художеств, но семья была против. Отец - адмирал, защитник Севастополя, в конце жизни городничий. Дядя - один из главных флотских чинов России, неоднократно делавший непутевому племяннику протекцию. Мы служим и ты будешь служить. Три раза Шмидта вышибали с флота, два раза он попадал в психушку. Но любящий дядя упрямо возвращал его на флот. В конце концов, на флоте капитана Шмидта (мы почему-то именуем его лейтенантом) настигла мания величия. Он решил возглавить мятеж, состоявший из судов, находившихся на ремонте. Уверенный в победе, пригласил на крейсер Очаков своего сына. Крейсер накрыл первый же снаряд, выпущенный в повстанцев. Шмидт с сыном пустился вплавь. Был найден на соседнем судне, арестован и расстрелян в 39 лет от роду. Сын Шмидта впоследствии вступил в белую гвардию, жил в Праге и в Париже, где написал книгу о своем нелепом отце, по-родственному любя его и полностью отрицая его дело. А по Совдепии пошли десятки "детей лейтенанта Шмидта".
Россия любит Лейтенанта Шмидта за то, что он был душевно тонкий человек, псих, интеллигент, художник и альтруист. Но главным образом за то, что у него чистая совесть. Шмидт хочет добра всем людям и погибает во имя светлого будущего. Таких помнят и любят. Сперва его имя освятил в своей поэме Пастернак, а потом Тихонов в фильме "Доживем до понедельника". А ведь у Шмидта был очень достойный, удачливый в карьере отец и еще более чиновный дядя. Они служили России верой и правдой, были порядочными людьми, справедливо удостоились своих чинов и орденов. Но их забыли. России такие герои не нужны.
Почему я вспомнил сегодня о Шмидте? Чистая совесть была его капиталом, его оружием. Никто не сомневался в том, что Шмидт честен и искренен. Он был достоин и своей жизни, и своей посмертной славы. Когда я смотрю на стоящих на трибуне современных бунтарей, то одна простая мысль постоянно приходит в голову... Можно вынуть из стола новую книгу, которую отвергла эпоха, или неизвестную картину, или неизвестную пьесу. Но нельзя внезапно вынуть из стола или из банковского сейфа чистую совесть, нежную, ранимую душу, искреннюю любовь к ближним. Все это было в избытке у Лейтенанта Шмидта. Всего этого нет у стоящих на трибунах современных витий. Поэтому идти за ними нельзя.

15 февраля 2011 г. Ледокольной помощи в Финском заливе ожидают 154 судна. Как сообщается в отчете Штаба ледокольных операций, по состоянию на 8 часов утра из 161 судна в заливе двигались только 7.


Владимир Высоцкий

В порт не заходят пароходы —
Во льду вся гавань, как в стекле.
На всей планете нет погоды —
Похолодало на земле.

Выпал снег на экваторе —
Голым неграм беда!
В жилах, как в радиаторе,
Стынет кровь — не вода.

В Стамбуле яростно ругался
Ровесник Ноя, сам не свой, —
Не вспомнил он, как ни старался,
Такого холода весной.

На душе моей муторно,
Как от барских щедрот:
Где-то там перепутано,
Что-то наоборот...

Кричат на паперти кликуши:
Мол, поделом и холод вам,
Обледенели ваши души,
Все перемёрзнете к чертям!

А на Юге Италии
..............................
И закованы талии
В кандалы

Начало 1969

Николай Рубцов - один из самых живых русских поэтов. Что бы ни говорили о нем политики, коллеги-поэты, критики, филологи - его песенная лирика всегда будет трогать человеческую душу до слёз. Вполне возможно, что он не новатор, и его мировоззрение в смысле либерализма оставляет желать лучшего. Какая разница! Ведь перед нами настоящий, живой поэт. Боюсь, что даже не классик в хрестоматийном смысле, а совершенно насущный (в ерофеевском смысле) сопричастник твоей душе.

Ветер всхлипывал, словно дитя,
За углом потемневшего дома.
На широком дворе, шелестя,
По земле разлеталась солома...

Мы с тобой не играли в любовь,
Мы не знали такого искусства,
Просто мы у поленницы дров
Целовались от странного чувства.

Разве можно расстаться шутя,
Если так одиноко у дома,
Где лишь плачущий ветер-дитя
Да поленница дров и солома.

Если так потемнели холмы,
И скрипят, не смолкая, ворота,
И дыхание близкой зимы
Все слышней с ледяного болота...

ВЕЧЕРНИЕ СТИХИ

Когда в окно осенний ветер свищет
И вносит в жизнь смятенье и тоску, -
Не усидеть мне в собственном жилище,
Где в час такой меня никто не ищет, -
Я уплыву за Вологду-реку!

Перевезет меня дощатый катер
С таким родным на мачте огоньком!
Перевезет меня к блондинке Кате,
С которой я, пожалуй что некстати,
Так много лет - не больше чем знаком.

Она спокойно служит в ресторане,
В котором дело так заведено,
Что на окне стоят цветы герани,
И редко здесь бывает голос брани,
И подают кадуйское вино.

В том ресторане мглисто и уютно,
Он на волнах качается чуть-чуть,
Пускай сосед поглядывает мутно
И задает вопросы поминутно, -
Что ж из того? Здесь можно отдохнуть!

Сижу себе, разглядываю спину
Кого-то уходящего в плаще,
Хочу запеть про тонкую рябину,
Или про чью-то горькую чужбину,
Или о чем-то русском вообще.

Вникаю в мудрость древних изречений
О сложном смысле жизни на земле.
Я не боюсь осенних помрачений!
Я полюбил ненастный шум вечерний,
Огни в реке и Вологду во мгле.

Смотрю в окно и вслушиваюсь в звуки,
Но вот, явившись в светлой полосе,
Идут к столу, протягивают руки
Бог весть откуда взявшиеся други,
- Скучаешь?
- Нет! Присаживайтесь все.

Вдоль по мосткам несется листьев ворох, -
Видать в окно - и слышен ветра стон,
И слышен волн печальный шум и шорох,
И, как живые, в наших разговорах
Есенин, Пушкин, Лермонтов, Вийон.

Когда опять на мокрый дикий ветер
Выходим мы, подняв воротники,
Каким-то грустным таинством на свете
У темных волн, в фонарном тусклом свете
Пройдет прощанье наше у реки.

И снова я подумаю о Кате,
О том, что ближе буду с ней знаком,
О том, что это будет очень кстати,
И вновь домой меня увозит катер
С таким родным на мачте огоньком...


***

Седьмые сутки дождь не умолкает.
И некому его остановить.
Все чаще мысль угрюмая мелькает,
Что всю деревню может затопить.
Плывут стога. Крутясь, несутся доски.
И погрузились медленно на дно
На берегу забытые повозки,
И потонуло черное гумно.
И реками становятся дороги,
Озера превращаются в моря,
И ломится вода через пороги,
Семейные срывая якоря...

Неделю льет. Вторую льет... Картина
Такая — мы не видели грустней!
Безжизненная водная равнина
И небо беспросветное над ней.
На кладбище затоплены могилы,
Видны еще оградные столбы,
Ворочаются, словно крокодилы,
Меж зарослей затопленных гробы,
Ломаются, всплывая, и в потемки
Под резким неслабеющим дождем
Уносятся ужасные обломки
И долго вспоминаются потом...

Холмы и рощи стали островами.
И счастье, что деревни на холмах.
И мужики, качая головами,
Перекликались редкими словами,
Когда на лодках двигались впотьмах,
И на детей покрикивали строго,
Спасали скот, спасали каждый дом
И глухо говорили: — Слава Богу!
Слабеет дождь... вот-вот... еще немного.
И все пойдет обычным чередом.

ДОБРЫЙ ФИЛЯ

Я запомнил, как диво,
     Тот лесной хуторок,
Задремавший счастливо
     Меж звериных дорог...

Там в избе деревянной,
     Без претензий и льгот,
Так, без газа, без ванной,
     Добрый Филя живет.

Филя любит скотину,
     Ест любую еду,
Филя ходит в долину,
     Филя дует в дуду!

Мир такой справедливый,
     Даже нечего крыть...
— Филя, что молчаливый?
     — А о чем говорить?

Философов собираются выселить из своего здания на Волхонке уже 1 ноября! А идти им некуда.

http://che-telcontar.livejournal.com/122884.html

Там же интервью директора ИФ РАН академика А.А.Гусейнова.

О противодействии фальсификации истории в ущерб России? Ну-ну...
А в пользу России фальсифицировать историю можно? Значит, можно. Поэтому Фоменко со своей казацкой Ордой неуязвим. Поэтому невредимы палеорусисты типа Гриневича.
Неужели тот, кто формулировал, вообще не способен думать?
Или он может думать только в пользу России?
Где в комиссии Янин и Зализняк? Где Живов (хотя оный не боец, поелику ничего не смог возразить Задорнову)? Где Петрухин? Где Творогов? А Флоря где?

Можно ли фальсифицировать иностранную историю в ущерб России или это касается только российской истории? Фальсификация истории древнего Египта наносит ущерб России или нет? А фальсификация античной истории? А фальсификация истории английского флота?

В пользу России можно - всё? Или нужно понимать так, что любая фальсификация наносит ущерб России как высокоразвитой стране с авторитетной академической наукой? Тогда так и нужно формулировать.

Но ведь написано не так. И тогда вывод простой. Если автор совсем не думал - это еще легко и простительно, можно ведь и изменить формулировку. А если думал и написал именно то, что стоит в тексте - ну, господа, тут нечего ловить!.. "Кто не с нами - тот против нас". Иначе это не читается.

Но что такое единомыслие с ними - никто точно не знает. Они еще и сами не знают, как они будут думать и что чем считать. Они еще только собираются приходить к единомыслию, а нам уже ничего нельзя.

 

Пастернак, "Гефсиманский сад".

Самые патетические строки здесь одновременно и самые бессмысленные.

Ты видишь, ход веков подобен притче
И может загореться на ходу.
Во имя страшного ее величья
Я в добровольных муках в гроб сойду.

Ход может загореться на ходу. Шизофрения!
Христос сходит в муках в гроб во имя величия притчи, которой подобен ход веков. Не во имя спасения, как многие думают, а чтобы притча была более великой, да еще и страшной. Вот ведь какая ересь! 

Я в гроб сойду и в третий день восстану,
И, как сплавляют по реке плоты,
Ко мне на суд, как баржи каравана,
Столетья поплывут из темноты".

Столетья плывут из темноты, как сплавляют плоты, как баржи каравана. И неважно, что это не вполне одно и то же. Или он имел в виду, что баржи составляют из плотов? Или караваны из плотов? Или караваны барж? Недопустимое косноязычье в самый момент ожидаемого катарсиса. Когда произносишь - не замечаешь, наткнешься глазами - и со стыдом за свой прежний восторг понимаешь: чепуха.