(Розанов, 1918 г.)
"Я знаю, что большевики производят жесточайший научный опыт над живым телом России. Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта, русский народ для них - та лошадь, которой ученые-бактериологи прививают тиф для того, чтобы она выработала в своей крови противогриппозную сыворотку. Вот именно такой жестокий и заранее обреченный на неудачу опыт производят комиссары над русским народом, не думая о том, что измученная, полуголодная лошадка может издохнуть".
(Горький, 1918 г.).
"Художнику надлежит знать, что той России, которая была, - нет и никогда уже не будет. Европы, которая была, нет и не будет. То и другое явится, может быть, в удесятеренном ужасе, так как жить станет нестерпимо. Но того рода ужаса, который был, уже не будет. Мир вступил в новую эру. Та цивилизация, та государственность, та религия - умерли... утратили бытие"
(Блок, 1918).
Мы можем сказать то же самое про 1991 год и про все, что было потом. Выход из диктатуры был очень похож на вход. Мы уже думаем о другом разорении, о других экспериментаторах, о другом конце цивилизации. Но ужас все тот же. При бескровной революции - миллионы жертв: разоренных, замученных и убитых бандитами. Миллионы нерожденных детей. Нет, революция все-таки была полноценной, кровавой, пусть и тихой. Лошаденку загнали во второй раз.
